ПРОЩАНИЕ С ТАЛИСМАНОМ
Последний бал Империи требовал жертв. Жертвами становились самые беззащитные — бомжи и художники. Художника Чижикова обокрали, а олимпийского Мишку съели крысы
3 августа, на торжественном закрытии Олимпийских игр, мы и не знали, что прощаемся со своим прошлым. То был последний бал ИМПЕРИИ. Торжество всеимперского принципа: экономить на хлебе — сколько угодно, на зрелищах — никогда!
На балу все непременно регламентировано: первым номером менуэт, ну а мазурка — лишь за полночь. Не исключение и бал олимпийский. Москвичам строго предписано переходить улицу (вполне по-европейски) исключительно на зеленый сигнал светофора, по «зебрам» или подземным переходам. В отечественном словаре впервые активно мелькает импортное слово «секьюрити». По-нашему, впрочем, это давно и до боли знакомое «гэбэ». Гэбистские дядьки незримо присутствуют везде — даже среди уборщиков стадионных помещений. Сам город являет собой нечто вроде декорации к инсценировке стенограммы очередного съезда КПСС — в той ее части, где речь идет об образцовом коммунистическом городе. Самое забавное, что «реквизитом» при этом становятся так называемые блага западной цивилизации.
Ну что мы пробовали в старой брежневской Москве? Газводу за 3 копейки, «лучшее в мире» мороженое да гордость советских гастрономов — молочный коктейль. А тут нам наливают загадочные импортные напитки ярко-оранжевого и темно-коричневого цветов… Особая песня — прилавки магазинов. Если колбаса, то не одна лишь «Отдельная» (от чего, интересно, ее отделяли?) за 2.20, но еще и нечто ароматно-копченое с загадочным названием «салями». Кроме универсальной закуски — плавленого сырка «Дружба», — еще с десяток сортов сыра, упакованного в полиэтилен, а не в серую прилипающую бумагу. И финское пиво со смешным русским названием «Синебрюхофф». А к пиву — сигареты с ментолом. Для самого стойкого советского гражданина все это выглядело, как восхитительный, иррациональный, манящий театр абсурда!
Но вовсе не абсурд традиционной советской показухи, в который, замечу, партия и правительство вбухали миллионы и миллионы долларов, успешно заработанные западными поставщиками, и не «титанические» усилия многочисленных функционеров и организаторов, все «подготовивших» и «обеспечивших», даже не яркие, действительно запоминающиеся победы и рекорды спортсменов, наших и ненаших, создали то незабываемое олимпийское настроение лета 1980 года.
Человечность и обаяние Московской Олимпиады как-то незаметно, но полно вобрал в себя добродушный и улыбчивый олимпийский талисман — медведь Миша. Его называли эмблемой, символом Игр-80. Но, по сути, по-русски, он был их оберегом. А заодно и нашим.
Когда возбужденная толпа на трибунах «Лужников» и во много раз более массовая «толпа» у телеэкранов провожала во все глаза улетающую резиновую куклу, надутую газом, почти все рыдали под проникновенную песню Пахмутовой и Добронравова «До свидания, наш ласковый Миша!». Но как минимум один человек точно не плакал от умиления. Не потому, что «вдаль глядел» и предвидел скорое будущее своего любимца. Не потому, что мог представить, как уже через час с небольшим Мишка неуклюже приземлится на окраине Москвы, как сшибет при этом пивную будку и чуть не покалечит двух алкашей…
Нет, всего этого Виктор Александрович Чижиков предположить не мог. У него была своя, непубличная беда, а потому и свое отношение к происходящему: по сути, от него улетало — теперь уж окончательно — родное дитя, прав отцовства на которое его лишили. Лишили вполне официально, оформив сей акт юридически. Так же официально, как и ранее утвердили его создание олимпийским талисманом.
А как все замечательно начиналось! Его чуть ли не персонально позвали в конкурс. Тот самый Всесоюзный конкурс эскизов олимпийского талисмана, который к зиме 1977-го доблестно, похоже, проваливался. За несколько месяцев армия советских мастеров кисти не сдала организаторам ничего такого, что не выглядело бы банальным. Все будто ждали его, Чижикова. И он загорелся идеей! Вместе с двумя друзьями рисовали в его мастерской на Грузинах несколько ночей. Отнесли около сотни набросков в Олимпийский комитет СССР. И — молчание. Вплоть до сентября. И вдруг в сентябре Чижикову звонит елейный дамский голосок и загадочным тоном произносит: «Поздравляю! Ваш медведь прошел ЦК. Приходите».
В дверях комитетского кабинета его встретило некое начальственное лицо по фамилии Юрьев. А за длинным чиновничьим столом расположилось нечто вроде производственного совещания. К нему и обратился Юрьев, сладко улыбаясь:
— Товарищи, вот это Чижиков, хороший детский художник. Он нам нарисовал «Забавного Медвежонка». Думаю, он заслужил гонорар. Думаю, 250 рублей. Есть другие мнения? Нет других мнений.
И все дружно стали складывать в аккуратные стопочки свои бумаги, заерзали стульчиками… Чижиков решил, что пора вмешаться:
— Подождите… Почему именно 250? Ведь по советскому авторскому праву мне за разработку олимпийского талисмана раз в сто больше полагается…
Улыбка на лице Юрьева так и скисла. Он как-то выключенно смотрел на художника, явно не зная, что ответить. Вялую, совсем не театральную паузу прервал, причем вполне профессионально, человек, неприметно сидевший за совещательным столом.
— Виктор Александрович, дорогой, — сказал он по-отечески ласково, но с нажимом на слово «дорогой», — вы изготовили замечательный графический рисунок под названием «Забавный Медвежонок» размером, — тут он ухватил невесть откуда появившуюся на столе линейку и с ловкостью заправского портного произвел несложные замеры, — 30 на 20 сантиметров. За работу этого размера такой гонорар и полагается… Что до талисмана, — тут в голосе оратора что-то задребезжало, — то талисманом Олимпиады утвердили его уже мы. А еще раньше решение принял…
— ЦК, — машинально вставил Чижиков.
— Народ, Виктор Александрович, советский народ! Голосованием! Всем известно, что в начале этого года наш уважаемый телеведущий Василий Михайлович Песков в своей передаче «В мире животных» провел опрос телезрителей, и подавляющее большинство отдали свои голоса медведю — как истинно национальному, русскому, советскому животному. Мы же только подкрепили его выбор, взяв за основу ваш эскиз «Забавного Медвежонка», 30 на 20 сантиметров.
— Позвольте, кто это… вы? — Чижиков переставал что-либо понимать.
— Любомиров — моя фамилия, — последовало после едва заметной паузы. — Товарищ Любомиров, управление авторских прав.
И уже раздраженно:
— Я же вам сказал, уважаемый автор, утвердил народ.
Чижикову предложили подумать несколько дней. Что он и сделал.
Посоветовался с друзьями. Многие ему говорили: да ты что! Знаешь, сколько такое стоит на Западе? Сотни тысяч долларов! Какой-такой «Забавный Медвежонок», когда у него на поясе — олимпийские кольца?..
Решающим оказалось мнение Михаила Васильевича Куприянова, мэтра советской графики, одного из Кукрыниксов, — он опекал Чижикова с самого что ни на есть детства. Куприянов, человек мудрый, сказал: «Витя, ты — известный детский художник, тебя печатают, знают и любят. И всего этого ты добился сам. Не дай им сломать твою биографию».
И он «не дал». Позвонил, сказал, что согласен. Как же нескрываемо счастлив был Юрьев! На радостях расщедрился: «Мы тут подумали и решили: заплатим вам целых 1200 рублей — как за особо сложную графику — чистыми, то есть еще и на подоходный налог подкинем!» — и неуместно подмигнул. Тут же откуда-то принесли договор, текст которого по сей день выглядит образцом бюрократического идиотизма. Естественно, фигурировал в нем никакой не олимпийский талисман, а пресловутый «Забавный Медвежонок». При этом, однако, удостоверялось, что автор отказывается от всех отчислений за свою работу в пользу … Олимпийского комитета СССР. Вот такая замечательная «логика».
— Договор со мной подписывал, — вспоминает Виктор Александрович, — зампред Олимпийского комитета СССР Иван Денисов. Он вошел в комнату, мы с ним переглянулись, и я сразу понял: ему, единственному из присутствующих, СТЫДНО. Он взглядом извинился передо мной. Я взглядом его простил.
А сразу после закрытия Олимпиады случился большой сюрприз: Чижикова вновь пригласили в Олимпийский комитет — и заплатили еще аж 800 рублей. Видимо, кто-то из организаторов остался очень доволен скромным детским художником.
Уже значительно позже Чижиков узнал, что перед тем, как его Мишу выбрал ЦК КПСС, эскиз горячо поддержал не кто-нибудь, а тогдашний президент МОК лорд Килланин. Во время визита в Москву в 1977 году ему показали заявленные на конкурс работы. Увидев чижиковскую, лорд просто просиял… Отечественным чиновникам пришлось утвердить именно этот эскиз.
По горячим следам Олимпиады, осенью 1980 года, к советскому правительству обратилась одна солидная фирма из ФРГ с предложением купить резинового Мишу за 100 тысяч дойчмарок. Но ей было решительно отказано (у советских — собственная гордость!) — не достался врагу наш олимпийский герой. Мишку, на некоторое время выставив в одном из павильонов ВДНХ (видимо, в качестве достижения народного хозяйства), вскоре схоронили в подвале советского Олимпийского комитета. Именно что схоронили. Потому что через несколько лет его здесь съели крысы — родные, советские. Причем совершенно бесплатно.
Когда я спросил Чижикова, горько ли ему вспоминать сегодня 1980 год, он улыбнулся: «Миша по-прежнему мой любимец. Он стал и любимцем всех советских людей, всех участников и гостей соревнований. Это — главное».
Потеряли, сгубили, впрочем, тогда отнюдь не только Мишу. Можно много чего вспомнить о так называемых хозяйственных рекордах тогдашних устроителей Олимпиады. О рекордном воровстве и уникальных ляпах работников нашей официозной культуры. Можно привести уйму примеров того, что Олимпиада-80 стала триумфом системы госбезопасности, СИСТЕМЫ в целом.
То была вершина, после которой ничего не оставалось, как только — вниз!
Константин ИСААКОВ
21.07.2003
